Не много в наше время осталось живых свидетелей утра 22 июня, но те, кто выжил, не смогут забыть его до конца своих дней.
Среди таких «счастливчиков» оказался 19-летний солдат Анатолий Дмитриевич Алексеев. В начале лета их воинскую часть вывезли в летние лагеря, находившиеся вблизи нашей западной границы. В ночь на 22 июня он стоял на посту и первым услышал тревожный гул. Хотя и начало светать, но над землей завис легкий туман, и несколько минут Анатолий не мог разобрать, что же происходит.
Гул становился все явственнее, уже можно было различить в небе летящие машины.
Как положено по уставу, Алексеев вызвал начальника караула. Долго тот не мог поверить в происходящее. Он убеждал молодого солдата, что это учения, маневры. Но это началась война.
Через пару минут горнист затрубил тревогу, и полк, сняв палатки, выехал в направлении границы. На лесной поляне заняли огневые позиции и до вечера вели огонь. С наступлением темноты отошли километров на пятнадцать, окопались и снова вели огонь, пока не кончились боеприпасы. Новых уже больше никто не подвозил.
Началось отступление. Создавалось впечатление, что про них забыли и они никому не нужны. Командиры не имели никакой связи с высшим начальством, ни малейшего представления о том, что делать, куда бежать, где наши, а где враги. Двигались в основном ночью, а днем прятались от немецких самолетов, так и не увидев своих. Бомбежки следовали одна за другой. До мельчайших подробностей Анатолий Дмитриевич помнит каждый случай, когда оказывался на волосок от гибели. Вспоминает поваленное дерево, прикрывшее его от взрыва, или картофельное поле, защитившее его при обстреле. Ряды отступающих то скапливались у очередной переправы, то заметно редели после бомбежки. Шли уже небольшими группками, без четких ориентиров, надеясь до последнего, что впереди свои. Но вокруг были только немцы, и кольцо сжималось.
Однажды, когда ехали по дороге на машине, им преградили путь фашисты, открывшие по ним огонь. Многие в этой перестрелке погибли, но Алексееву снова повезло. На помощь пришло опять поле, только на этот раз ржаное. Вместе с другими оставшимися в живых, он бросился в рожь и укрылся в мелкой канавке, надеясь дождаться темноты. Это спасло ему жизнь, но не помогло избежать плена. Автоматчики прочесали поле и всех забрали. Шел всего 8-й день войны, и только позже Анатолий узнал, что до своих было очень далеко: в этот день немцы были уже возле Минска.
Началась жизнь военнопленного. Вначале это были полевые прифронтовые лагеря. Настроение у всех было подавленное, каждую минуту ждали расправы, особенно когда выдавали лопаты и заставляли рыть ямы для убитых. В душе каждый знал, что она может стать могилой и для него. Ночевать приходилось под открытым небом в местах, окруженных колючей проволокой. Практически ничем не кормили, еду приходилось под охраной добывать самим в поле и в разбитых машинах на дорогах. Ночи были сырые и холодные, а из одежды на многих пленных были только гимнастерка и брюки. Многие не выдерживали, заболевали и не могли идти дальше. От них просто избавлялись.
Когда пришли в Белосток, Анатолий был совсем обессилен, и думал, что дни его сочтены. Любое резкое движение вызывало головокружение и темноту в глазах. Но вскоре их посадили в вагоны и отправили на запад, дав на дорогу кусок хлеба. Когда их выгрузили на станции Остров Мазовецкий (Польша), пришлось долго идти пешком. Анатолию становилось все хуже и хуже, он начинал отставать, оказываясь в конце колонны. Он понимал, что угроза быть пристреленным возрастает с каждым шагом, собирал последние силы, чтобы снова продвинуться вперед. До сих пор он не может объяснить, как у него это получалось.
В лагере, куда их привели, Анатолий понял, что, возможно, все попытки выжить были напрасны. Спать приходилось на мокром песке, холод от которого пронизывал все измученное тело с головы до ног. Но и тогда он не поддался отчаянию. Алексеев вспомнил про свой паек, который выдали на дорогу. От нервного напряжения он не мог ничего есть и этот кусок хлеба, который не лез в горло, спас ему жизнь. Он смог обменять свой паек на шинель и согреться в холодную ночь. Когда в тело стало возвращаться тепло, он почувствовал, что угроза скорой смерти отступила.
Военнопленных привезли в большой сборный лагерь в Витцендорф. Здесь они впервые помылись в холодной воде, продезинфицировали скудную свою одежду. Лагерь располагался в небольшом сосновом бору под открытым небом. Чтобы уберечься от дождя, необходимо было сооружать шалаш. Здесь Анатолий подружился с одним из пленных, а потом встретил бывшего одноклассника, с которым сидел за одной партой. Поддерживали, как могли, друг друга.
Из Витцендорфа пленных направляли в рабочие лагеря. Алексеева перевез-ли в Гамбург. Сначала пленные занимались ремонтом разбитых дорог, а позже его перевели на завод металлоконструкций, где он стал работать грузчиком. По 12 и более часов приходилось на плечах таскать тяжелое железо. Так как Гамбург все время бомбили и англичане, и американцы, то над ним постоянно висела угроза погибнуть под бомбами союзников, что было бы уж совсем обидно.
Судьба советских военнопленных была более суровой по сравнению с французскими, английскими, бельгийскими и другими пленными. К расовым (славяне — «недочеловеки») и идеологическим («большевики») причинам добавлялась еще одна. В рамках деятельности «Красного Креста» существовало международное соглашение, регламентирующее обращение с военнопленными. Согласно ему представители «Красного Креста» посещали лагеря военнопленных, следили за условиями их содержания, питания, привозили посылки с продовольствием, организовывали связь с родными. Наша же страна в эту конвенцию не вошла («пленных быть не должно»), кроме того, согласно «Общим вопросам обращения с советскими военнопленными» (Распоряжения об обращении с советскими военнопленными (Приложение к журналу № 39058⁄41 от 8 сентября 1941 года)):
«… Поэтому большевистский солдат потерял всякое право претендовать на обращение с ним, как с честным солдатом в соответствии с Женевским соглашением…»
поэтому советские пленные были вне всякого закона, с ними более грубо обращались, скудно кормили. На этой почве возникали протесты, русские отказывались выходить на работу. Среди таких бунтовщиков оказался и Анатолий. Его посчитали зачинщиком и отправили в штрафной лагерь.
Место это представляло собой торфяное болото. Здесь велась добыча торфа по старинке в карьерах, наполненных водой. Работа была тяжелая, да и порядки более суровые. Почти сразу же между Анатолием и старшиной штрафного батальона, человеком жестоким, прислуживавшим немцам, возникла взаимная неприязнь. Дело в том, что еще со школы Алексеев хорошо знал немецкий язык, а старшина владел им плохо. Он ревниво относился к но-вичку, так как боялся потерять свое место, дававшее ему много привилегий. Именно в этом Алексеев видел причину того, что его одним из первых обменяли на проштрафившегося из лагеря, организованного в деревне.
В новом лагере пленного закрепляли за каким-нибудь крестьянином, чтобы тот работал на него. Что такое голод, здесь уже было забыто, так как каждый имел возможность украсть что-нибудь из съестного: то картошечку из подвала, то яйцо из курятника. Хозяин Анатолия оказался человеком неплохим, да и работа у него была не тяжелая: сад и огород. Именно здесь он смог набраться сил и воспрянуть духом. Получая информацию о том, что наши войска отвоевывают свою территорию и оттесняют врага, он надеялся на скорейшую победу.
Поначалу Анатолий скрывал, что хорошо понимает немецкую речь, не желая прислуживать немцам. Но когда переводчик стал вести себя нечестно, подкармливать своих дружков за счет других, доносить фашистам на непонравившихся, он не выдержал и однажды заступился за невиновного, объяснив по-немецки, что старшой на него наговаривает, но все было на самом деле не так. Когда часть пленных, среди которых оказался и Алексеев, перевели в другое место, ему пришлось стать переводчиком и старшим лагеря. И вот тогда Анатолий попытался изменить порядки и атмосферу в лагере, сплотить коллектив, чтобы пленные, хотя бы между собой, могли жить спокойно и мирно.
Для устранения распрей Алексеев решил в случаях воровства, которое являлось основным злом среди заключенных, не докладывать фашистам, так как те сильно избивали виновных, а выявлять воров самим. Анатолию много раз приходилось выполнять роль сыщика, разыскивая то пропавший кусок хлеба, то одеяло, то портянки. Наказание вору определяли всем коллективом, обычно лишая его еды на некоторое время.
Другой источник вражды между заключенными — несправедливое деление еды. Каждому казалось, что ему дали меньше, чем соседу. Новый старшой решил и эту проблему. Он предложил свой способ раздачи еды. Написать на картах фамилии, растасовать их и разложить на столе перед мисками с едой. Где твоя фамилия — твое место. А тот, кто разливает еду, не знает какая миска ему попадется, поэтому заинтересован поделить все поровну.
Когда изредка привозили обувь и белье, его на всех не хватало. Но и здесь Анатолию удавалось справедливо разделить скудное имущество, раздав в первую очередь наиболее нуждающимся. Знание немецкого языка давало возможность помочь товарищам, например, уговорить немцев не брать на работу заболевшего. Фашисты, боясь «красной» агитации с его стороны, отправляли Алексеева на самые тяжелые работы для военнопленных. Товарищи по лагерю все это видели, относились с сочувствием и пониманием, ценили его желание помочь им. Как оказалось позже, именно их добрые слова спасли его уже от другого лагеря — советского.
Когда война закончилась, казалось, что все скитания и лишения позади, стоит только добраться до дома. Но это оказалось далеко не так. Бывшие в плену причислялись к изменникам Родины, поэтому Анатолий, как и все другие, подвергался тщательным допросам со стороны различных органов власти, особенно когда выяснилось, что он хорошо владеет немецким языком. Вопросы задавали самые разные, вплоть до того, почему он сдался в плен, а не покончил с собой. Анатолий этих допросов не боялся, так как своей вины не видел, хотя достаточно было одного негативного свидетельства о нем, и колючей проволоки было бы не миновать. Но все те, кто находился рядом с ним в лагере, подтверждали, что он вел себя достойно.
Из Германии в Белоруссию шли пешком, оттуда в составе рабочего батальона их направили в Нижний Тагил, на металлургический комбинат. Так как Анатолий не имел никакой специальности, но обладал «повышенной грамотностью», его устроили на работу в бухгалтерию. Когда, наконец, его оставили в покое и допросы прекратились, Анатолий вернулся к давнишней мечте — учиться в университете. Окончание школы с отличным аттестатом давало ему возможность поступить в любой вуз без экзаменов.
Так Алексеев, бывший военнопленный, стал студентом физмата Казанского университета. Окончив университет с отличием, Анатолий Дмитриевич снова столкнулся с проблемой: его никуда не хотели брать на работу. И не потому, что таковой не было. Везде принимали радушно до тех пор, пока разговор не доходил до личного дела. Узнав, что он всю войну провел в плену, от него отворачивались и посылали поискать работу в другом месте. Отчаявшись, сгоряча, написал он возмущенное письмо Сталину. Удивительно, но ответ пришел. В грубой форме ему было сказано «сидеть и не рыпаться». Те унижения и оскорбления, недоверие и подозрения, с которыми ему пришлось столкнуться уже на родной земле, требовали еще больше, чем в лагере, мужества, силы духа, терпения и стойкости. Только в 1955 году, уже после смерти Сталина ему помогли устроиться в Елабужский пединститут. В этом же году состоялся закрытый партийный Пленум, на котором было принято решение: годы, проведенные в плену, приравнять к фронтовым. С этого момента все преследования бывших военнопленных стали незаконными. Наконец, через 10 лет после Победы, Анатолий Дмитриевич смог вздохнуть свободно.
В 1957 году он поступил в аспирантуру Ростовского государственного университета и продолжает работать на мехмате ЮФУ (РГУ) доцентом кафедры дифференциальных и интегральных уравнений.
- Героических подвигов мне не выпало, побед одерживать не суждено было, — с виноватой улыбкой говорит ветеран.
Но его судьба требовала от него каждодневных физических и нравственных усилий, чтобы отстоять свою честность и человеческое достоинство.
Карякин Михаил Игоревич
